1998, № 1

Сергей МАЛЫШЕВ

«Шкатулка наблюдений» Лорена Айзли

«Взмах крыла» Лорена Айзли с большим основанием можно назвать «шкатулкой» глубоких наблюдений за Природой и Человеком в ней. Интрига всех эссе, помещенных в сборнике, если допустить некоторую условность при анализе композиции, формально заключается в автобиографичности и раскрепощенном путешествии в пространстве и времени. По существу же (и здесь переводчик и составитель сборника скорее всего очень близок к истине) речь идет о многообразии отношений и взаимосвязей, порою очень тонких и еле уловимых, человеческого «Я» и всего Мира через многочисленные попытки найти ответы на главные философские вопросы.

Мир Л. Айзли - это мир ассоциаций, тщательно озвученных и щедро рассыпанных по страницам книги. Этот мир не выглядит однородным, линейным, но обнаруживает всю сложность и, вместе с тем, структурную организованность. С одной стороны, автор. используя ассоциативный материал, стремится подвести читателя к выводу, к решению, к оценке сразу несколькими, не повторяющими друг друга путями (своеобразный пеленг объекта размышлений с разных точек - как пространственных, так и временных). С другой, сама глубина ассоциаций, иллюстрирующих то или иное наблюдение за Природой и собой в ней, различна, разномасштабна. Явно угадывается, что наряду с действительными событиями, которые ожили в форме воспоминаний автора и передали его удивление Жизнью, вступает в действие и фантазия, возникающая хотя и не на пустом месте, но все же уже являющаяся действительностью другого порядка. Тесное сплетение этих двух начал помогает создать отточенный образ, позволяет добиться законченности композиции рассказа. И дело уже не столько в том. происходило ли это в действительности, в таком-то месте и в такое-то время. Хроника как жанр повествования здесь выступает лишь фоном. На первом плане остается только суть. обозначенная тем или иным образом и выраженная, хоть и в разной интерпретации, опять-таки в главных вопросах, которые способен поставить перед собой далеко не каждый.

Л. Айзли не навязчив в трактовке своей мировоззренческой позиции. Незаконченные и порой даже алогичные на первый взгляд конструкции текста приглашают читателя к участию в размышлениях о вечном и обыденном, позволяют ему додумывать развитие интриги рассказа на основе своего опыта наблюдений за Миром, собственных представлений о должном, о шкале ценностей.

Упоминание, пусть даже легкое, конкретного места, города, местности для человека, не имеющего в памяти их полноценного, четкого образа и в целом - историко-географической идентификации, психологической атмосферы уже изначально программирует пробелы в понимании некоторых фрагментов текста. В целом же, учитывая общечеловеческий характер проблем, поднимаемых автором, это «сковывание» не играет большой роли, а лишь вызывает легкое сожаление. Частично оно компенсируется примечаниям переводчика.

Наверное было бы, интересно сравнить стиль и почерк Л. Айзли с творчеством других художников слова. Судя по библиографическому списку, приведенному в конце книги, это уже основательно сделано многими исследователями и почитателями его творчества. Но это уже пласт понимания другого, отодвинутого во времени порядка, как писал сам Л. Айзли («Последняя неандерталка», с. 135).

Мне же, не знакомому до этого с его книгами, хотелось бы сохранить «чистоту эксперимента» и предоставить переводчику и составителю сборника самое "первое, наиболее общее впечатление неискушенного читателя.

Я также не могу судить о качестве перевода, это дело специалистов. Вместе с тем, не могу не отметить, что здесь мы имеем дело с добротным русским языком, что, особенно в последнее время, явление довольно редкое, в том числе в переводной литературе. За исключением нескольких оборотов. бросившихся в глаза своей необычностью, в тексте отсутствуют вольности и сомнительные неологизмы, присущие многим, даже популярным писателям. Это, на мой взгляд, объясняется как высотой стиля языка самого Л. Айзли, так и в не меньшей мере - ответственностью и уважением переводчика к литературному русскому языку. Это, на мой взгляд, как раз тот случай, когда переводчика с полным основанием можно считать соавтором произведения.